![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
http://users.livejournal.com/korvin_/513600.html#cutid1
Безусловно, невыгодно укрепление рубля для несырьевого российского экспорта. Для экспортеров несырьевой продукции укрепление рубля – чистый рост издержек и ухудшение конкурентных позиций. Но разговоры об укреплении рубля как раз свидетельствуют, что стратегически на этом секторе и так, в сущности, поставлен крест. Выбор в пользу сырьевой модели роста случился как-то сам собой. Не то чтобы его кто-то сознательно делал, просто некому было сопротивляться.
Впрочем, потери здесь еще возможны. Укрепление рубля, вероятно, чувствительно ослабит наши позиции там, где мы еще представлены неэнергетическими товарами: на рынках ближнего зарубежья. Этот процесс, собственно, уже идет. Наконец, есть еще одна проблема с укреплением рубля. Размер госрасходов в долларовом исчислении тоже вырастет. А если учесть, что расходы эти в немалой части покрываются доходами сырьевого экспорта, значит, и защищенность бюджета от колебаний сырьевых цен снижается.
В целом можно, кажется, сказать, что укрепление рубля позволяет решить краткосрочные задачи в рамках сырьевой модели роста: снизить инфляцию, вызванную перегревом экономики, и смягчить затухание роста, основанного на внутреннем спросе. Вероятность, что выбор будет сделан в пользу такого пути, кажется очень высокой.
Дело в том, что задача борьбы с инфляцией, поставленная перед правительством во весь рост, является задачей не экономической, а политической. Экономическая эквилибристика, которой заняты российские власти, имеет вполне четкую политическую цель: дать почувствовать гражданам и экономическим субъектам все преимущества модели сырьевого роста (значительный приток денег в экономику в целом и в бюджет в частности) и не дать почувствовать ее недостатков (перегрев, рост цен, импортозамещение). В этом смысле борьбу с инфляцией можно назвать даже делом отчасти вредным.
***
Процитированный отрывок огорчает меня не только тем, что здесь пропагандируется инфляция и девальвация, но и тем, с какой лёгкостью Рогов пользуется выражением "сырьевая модель роста". Это выражение заимствовано из словоупотребления социалистов и протекционистов, выступающих против свободы торговли и разделяющих теории, согласно которым только государственное регулирование экономики может направить развитие отстающих стран по оптимальному руслу. Если же человек признаёт принцип сравнительных преимуществ и считает основным фактором экономического роста накопление капитала, то употребление им таких терминов как "сырьевая модель роста" требует пояснений. Я не настаиваю, что этот термин вообще не имеет смысла. Можно, например, считать, что высокие налоги и жесткое государственное регулирование наиболее пагубно сказываются именно на высокотехнологичных отраслях, требующих тонкой и сложной организации, больших капиталовложений и выхода на глобальный рынок. И в таком случае, возможно, страна, практикующая высокие налоги и госрегулирование следует "сырьевой модели роста", а либерально-рыночная страна какой-то другой, например, "технологической модели" роста. Однако, если автору хочется употреблять слова именно в таком значении, он должен прямо обозначить, что именно он называет сырьевой моделью, во избежание недоразумений.
Не указав, что подразумевается под сырьевой моделью роста, Рогов, тем не менее, приписывает ей характерные преимущества и недостатки. Недостатки - это перегрев, рост цен и импортозамещение. Если под перегревом подразумевается бум ошибочных инвестиций, характерный для определенной фазы делового цикла, то трудно сказать, как такие бумы связаны с сырьевой специализацией экспорта. Подобные "перегревы" случаются и в абсолютно несырьевых экономиках типа американской или японской. Как и рост цен, они обусловлены денежно-кредитной экспансией правительств.
Рогов, по-видимому, отрицает монетарный характер инфляции или полагает, что многократное раздувание рублёвой денежной массы в 1999-2006 не являлось отдельным значимым актом экономической политики, а было вынужденной и пассивной реакцией на внешний "шок", явившийся в виде огромного роста валютной выручки от экспорта российской нефти. Здесь-то и коренится его ошибка, характерная также для Илларионова.( Далее... )
Безусловно, невыгодно укрепление рубля для несырьевого российского экспорта. Для экспортеров несырьевой продукции укрепление рубля – чистый рост издержек и ухудшение конкурентных позиций. Но разговоры об укреплении рубля как раз свидетельствуют, что стратегически на этом секторе и так, в сущности, поставлен крест. Выбор в пользу сырьевой модели роста случился как-то сам собой. Не то чтобы его кто-то сознательно делал, просто некому было сопротивляться.
Впрочем, потери здесь еще возможны. Укрепление рубля, вероятно, чувствительно ослабит наши позиции там, где мы еще представлены неэнергетическими товарами: на рынках ближнего зарубежья. Этот процесс, собственно, уже идет. Наконец, есть еще одна проблема с укреплением рубля. Размер госрасходов в долларовом исчислении тоже вырастет. А если учесть, что расходы эти в немалой части покрываются доходами сырьевого экспорта, значит, и защищенность бюджета от колебаний сырьевых цен снижается.
В целом можно, кажется, сказать, что укрепление рубля позволяет решить краткосрочные задачи в рамках сырьевой модели роста: снизить инфляцию, вызванную перегревом экономики, и смягчить затухание роста, основанного на внутреннем спросе. Вероятность, что выбор будет сделан в пользу такого пути, кажется очень высокой.
Дело в том, что задача борьбы с инфляцией, поставленная перед правительством во весь рост, является задачей не экономической, а политической. Экономическая эквилибристика, которой заняты российские власти, имеет вполне четкую политическую цель: дать почувствовать гражданам и экономическим субъектам все преимущества модели сырьевого роста (значительный приток денег в экономику в целом и в бюджет в частности) и не дать почувствовать ее недостатков (перегрев, рост цен, импортозамещение). В этом смысле борьбу с инфляцией можно назвать даже делом отчасти вредным.
***
Процитированный отрывок огорчает меня не только тем, что здесь пропагандируется инфляция и девальвация, но и тем, с какой лёгкостью Рогов пользуется выражением "сырьевая модель роста". Это выражение заимствовано из словоупотребления социалистов и протекционистов, выступающих против свободы торговли и разделяющих теории, согласно которым только государственное регулирование экономики может направить развитие отстающих стран по оптимальному руслу. Если же человек признаёт принцип сравнительных преимуществ и считает основным фактором экономического роста накопление капитала, то употребление им таких терминов как "сырьевая модель роста" требует пояснений. Я не настаиваю, что этот термин вообще не имеет смысла. Можно, например, считать, что высокие налоги и жесткое государственное регулирование наиболее пагубно сказываются именно на высокотехнологичных отраслях, требующих тонкой и сложной организации, больших капиталовложений и выхода на глобальный рынок. И в таком случае, возможно, страна, практикующая высокие налоги и госрегулирование следует "сырьевой модели роста", а либерально-рыночная страна какой-то другой, например, "технологической модели" роста. Однако, если автору хочется употреблять слова именно в таком значении, он должен прямо обозначить, что именно он называет сырьевой моделью, во избежание недоразумений.
Не указав, что подразумевается под сырьевой моделью роста, Рогов, тем не менее, приписывает ей характерные преимущества и недостатки. Недостатки - это перегрев, рост цен и импортозамещение. Если под перегревом подразумевается бум ошибочных инвестиций, характерный для определенной фазы делового цикла, то трудно сказать, как такие бумы связаны с сырьевой специализацией экспорта. Подобные "перегревы" случаются и в абсолютно несырьевых экономиках типа американской или японской. Как и рост цен, они обусловлены денежно-кредитной экспансией правительств.
Рогов, по-видимому, отрицает монетарный характер инфляции или полагает, что многократное раздувание рублёвой денежной массы в 1999-2006 не являлось отдельным значимым актом экономической политики, а было вынужденной и пассивной реакцией на внешний "шок", явившийся в виде огромного роста валютной выручки от экспорта российской нефти. Здесь-то и коренится его ошибка, характерная также для Илларионова.( Далее... )
