conceptualist (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
conceptualist) wrote2006-07-03 05:52 pm
conceptualist) wrote2006-07-03 05:52 pm
3 июля 1996
Десять лет назад я совершил самый сомнительный с политической точки зрения поступок в своей жизни. Проголосовал за Ельцина во втором туре президентских выборов 1996 года.
В первом туре я, скрепя сердце, отдал голос Явлинскому, а во второй вышли Ельцин и Зюганов. Оба эти кандидата для меня были абсолютно неприемлемы, потому что выступали против чисто капиталистического, свободно-рыночного пути развития России. Зюганов откровенно выступал в защиту социализма и советской власти. Ельцина я судил по его делам в 1991-96 и по тем людям, которых он назначал на ключевые должности. Ельцинская политика в этот период была вопиюще антилиберальной. Фактически, она сводилась к тому, чтобы любой ценой разгромить всех, кто реально претендует на власть, раздав при этом как можно больше льгот и привилегий тем, кто обладая какими-то силами, сохраняет общую лояльность режиму. При этом, некоторые сторонники Ельцина выступали за настоящий капитализм, однако в его команде доминировали не они, а партийно-номенклатурные кадры, которые отреклись от идей Маркса и Ленина, но не от патернализма и государственного вмешательства во всё на свете. Как и сам Ельцин, это были люди необразованные, дурно воспитанные и при этом властолюбивые. Казалось очевидным, что уважающий себя народ никогда не поддержит такое правительство и не поставит себя в положение, когда оно окажется единственной альтернативой коммунистам.
Накануне первого тура выборов я был убеждён, что больше всех голосов наберёт коммунист Зюганов, а его соперником во втором туре станет Явлинский, Лебедь или Жириновский. Такой результат был бы логичен, поскольку примерно совпадал с итогами парламентских выборов декабря 1995 и данными опросов первых трех месяцев 1996. Начиная с марта апреля 1996 СМИ начали сообщать о быстром повышении рейтинга Ельцина, но эти сообщения казались мне тупорылым государственно-пропагандистским враньём. Разве это правдоподобно, когда народ, только что прокативший партию власти на выборах, вдруг под воздействием телевизионной агитации начинает высоко ценить её и видеть в ней единственную альтернативу коммунистам? Тем более, что и агитация была, на мой взгляд, совершенно идиотской. Вместо того, чтобы покаяться за прежний курс и предложить внятную программу построения настоящего капитализма, который должен принести России экономическое чудо, ельцинские пропагандисты делали совсем другое. Они развивали тезисы: "Коммунисты - это страшно", "Голосуй или проиграешь", "Не допустим возвращения тоталитаризма". Было очевидно, что все эти лозунги если и действуют в чью-то пользу, то в пользу всех антикоммунистических кандидатов сразу, а не только за Ельцина. К тому же Зюганов научился довольно ловко уклоняться от таких обвинений, заявляя, что, мол, я и не выступаю за восстановление тоталитаризма, а выступаю за социал-демократию по шведскому или немецкому образцу. Но самое убогое, грустное и возмутительное в ельцинской предвыборной агитации было то, что Ельцин полностью отказался от дебатов с другими кандидатами.
Думаю, если бы Буш-младший в 2004 году отказался от телевизионных дебатов с Джоном Керри, он бы не имел ни малейших шансов на победу. Ведь публичная дискуссия - это самая информативная часть предвыборной кампании. Избиратель, во-первых, узнаёт, что ему предлагает тот или иной кандидат, во-вторых, сразу получает сжатый список всех доводов "за" и "против" каждого пункта в программах кандидатов, в-третьих, имеет возможность оценить умственный уровень, последовательность, находчивость, самообладание, внимательность и воспитанность соперников. Не имея таких данных о кандидате, гражданин просто не может проголосовать за него, ибо это будет покупка кота в мешке. Бессмысленные и неинформативные кадры, показывающие, как претендент сажает берёзки, целует детей и отплясывает на сцене, не могут заменить этот пробел. Это казалось мне самоочевидным. Кандидат на выборах может отказаться от публичных диспутов со своими главными противниками только в двух случаях: если он их панически боится, осознавая неизбежность своего поражения, и если он считает избирателей за круглых дураков, для которых информация и логика ничего не значат. Я думаю, что для Ельцина в 1996 были верны оба объяснения - он не верил в свою способность выиграть дебаты и считал граждан за дураков. И оказался полностью прав.
Все мои надежды на рациональное поведение избирателей были развеяны. Выяснилось, что люди готовы верить в любую ерунду, которую интенсивно повторяют по телевизору. Им сказали, что Ельцин - единственная альтернатива коммунистам, и они поверили, хотя сами ещё вчера видели, что в стране есть три антикоммунистических кандидата, более популярных, чем Ельцин, менее запачканных, более молодых, лучше образованных и ведущих более содержательную предвыборную кампанию. Людям показали, как Ельцин сажает деревья, пляшет на сцене и целует детей, и они решили, что он может быть хорошим президентом. Оказалось, что у большинства избирателей эмоции доминируют над разумом, и что они неспособны долго удерживать в памяти то, что ещё вчера считали очень важным.
Ельцинская победа в первом туре надломила мою веру в народ и нанесла сильный удар по симпатиям к демократии. Однако надо было как-то жить и что-то делать дальше. Если я не равнодушен к судьбе страны, думал я, то должен из двух деструктивных кандидатов избрать менее деструктивного. Я счёл, что менее деструктивен всё-таки Ельцин, у которого в правительстве есть хоть какие-то квази-рыночники, пусть и на вторых ролях. Это ощущение окрепло, когда практически все вылетевшие в первом туре кандидаты от некоммунистической оппозиции в той или иной форме высказались за Ельцина. Один из них, Лебедь, даже стал секретарём СБ. Я решил, что теперь власть Ельцина будет ограничена Лебедем, и уже не примет такого разрушительного характера. В общем-то, так оно и оказалось. Похоже, Ельцин в 1996 действительно чему-то научился, и его второй срок выглядел уже приличней, чем первый. Члены правительства стали в целом моложе и образованней, снизилась инфляция, в 1997 наметилась тенденция к экономическому росту. Так что с прагматической точки зрения моё голосование за Ельцина в какой-то мере оправдалось.
Но сегодня я бы так не поступил. Сегодня, если бы у меня был такой выбор, я не пошёл бы голосовать. Ведь голосование, как я думаю, это не просто прагматический выбор - "в какую сторону ты бы хотел подтолкнуть политическую жизнь". Это ещё и принятие ответственности за действия избранного лица. Если я участвую в выборах, я тем самым признаю, что их победитель будет законной властью, что все его полномочия справедливы и правомерны. Я признаю существующее государственное устройство легитимным и лишаю себя права восстать против него. В частности, я лишаю себя права косить от армии и уклоняться от налогообложения, и обязуюсь закладывать властям тех, кто так поступает. Для меня это чересчур: хоть я и не воюю против системы, но и на верность ей присягать не собираюсь. Поэтому голосование десятилетней давности придётся всё же признать ошибкой.
В первом туре я, скрепя сердце, отдал голос Явлинскому, а во второй вышли Ельцин и Зюганов. Оба эти кандидата для меня были абсолютно неприемлемы, потому что выступали против чисто капиталистического, свободно-рыночного пути развития России. Зюганов откровенно выступал в защиту социализма и советской власти. Ельцина я судил по его делам в 1991-96 и по тем людям, которых он назначал на ключевые должности. Ельцинская политика в этот период была вопиюще антилиберальной. Фактически, она сводилась к тому, чтобы любой ценой разгромить всех, кто реально претендует на власть, раздав при этом как можно больше льгот и привилегий тем, кто обладая какими-то силами, сохраняет общую лояльность режиму. При этом, некоторые сторонники Ельцина выступали за настоящий капитализм, однако в его команде доминировали не они, а партийно-номенклатурные кадры, которые отреклись от идей Маркса и Ленина, но не от патернализма и государственного вмешательства во всё на свете. Как и сам Ельцин, это были люди необразованные, дурно воспитанные и при этом властолюбивые. Казалось очевидным, что уважающий себя народ никогда не поддержит такое правительство и не поставит себя в положение, когда оно окажется единственной альтернативой коммунистам.
Накануне первого тура выборов я был убеждён, что больше всех голосов наберёт коммунист Зюганов, а его соперником во втором туре станет Явлинский, Лебедь или Жириновский. Такой результат был бы логичен, поскольку примерно совпадал с итогами парламентских выборов декабря 1995 и данными опросов первых трех месяцев 1996. Начиная с марта апреля 1996 СМИ начали сообщать о быстром повышении рейтинга Ельцина, но эти сообщения казались мне тупорылым государственно-пропагандистским враньём. Разве это правдоподобно, когда народ, только что прокативший партию власти на выборах, вдруг под воздействием телевизионной агитации начинает высоко ценить её и видеть в ней единственную альтернативу коммунистам? Тем более, что и агитация была, на мой взгляд, совершенно идиотской. Вместо того, чтобы покаяться за прежний курс и предложить внятную программу построения настоящего капитализма, который должен принести России экономическое чудо, ельцинские пропагандисты делали совсем другое. Они развивали тезисы: "Коммунисты - это страшно", "Голосуй или проиграешь", "Не допустим возвращения тоталитаризма". Было очевидно, что все эти лозунги если и действуют в чью-то пользу, то в пользу всех антикоммунистических кандидатов сразу, а не только за Ельцина. К тому же Зюганов научился довольно ловко уклоняться от таких обвинений, заявляя, что, мол, я и не выступаю за восстановление тоталитаризма, а выступаю за социал-демократию по шведскому или немецкому образцу. Но самое убогое, грустное и возмутительное в ельцинской предвыборной агитации было то, что Ельцин полностью отказался от дебатов с другими кандидатами.
Думаю, если бы Буш-младший в 2004 году отказался от телевизионных дебатов с Джоном Керри, он бы не имел ни малейших шансов на победу. Ведь публичная дискуссия - это самая информативная часть предвыборной кампании. Избиратель, во-первых, узнаёт, что ему предлагает тот или иной кандидат, во-вторых, сразу получает сжатый список всех доводов "за" и "против" каждого пункта в программах кандидатов, в-третьих, имеет возможность оценить умственный уровень, последовательность, находчивость, самообладание, внимательность и воспитанность соперников. Не имея таких данных о кандидате, гражданин просто не может проголосовать за него, ибо это будет покупка кота в мешке. Бессмысленные и неинформативные кадры, показывающие, как претендент сажает берёзки, целует детей и отплясывает на сцене, не могут заменить этот пробел. Это казалось мне самоочевидным. Кандидат на выборах может отказаться от публичных диспутов со своими главными противниками только в двух случаях: если он их панически боится, осознавая неизбежность своего поражения, и если он считает избирателей за круглых дураков, для которых информация и логика ничего не значат. Я думаю, что для Ельцина в 1996 были верны оба объяснения - он не верил в свою способность выиграть дебаты и считал граждан за дураков. И оказался полностью прав.
Все мои надежды на рациональное поведение избирателей были развеяны. Выяснилось, что люди готовы верить в любую ерунду, которую интенсивно повторяют по телевизору. Им сказали, что Ельцин - единственная альтернатива коммунистам, и они поверили, хотя сами ещё вчера видели, что в стране есть три антикоммунистических кандидата, более популярных, чем Ельцин, менее запачканных, более молодых, лучше образованных и ведущих более содержательную предвыборную кампанию. Людям показали, как Ельцин сажает деревья, пляшет на сцене и целует детей, и они решили, что он может быть хорошим президентом. Оказалось, что у большинства избирателей эмоции доминируют над разумом, и что они неспособны долго удерживать в памяти то, что ещё вчера считали очень важным.
Ельцинская победа в первом туре надломила мою веру в народ и нанесла сильный удар по симпатиям к демократии. Однако надо было как-то жить и что-то делать дальше. Если я не равнодушен к судьбе страны, думал я, то должен из двух деструктивных кандидатов избрать менее деструктивного. Я счёл, что менее деструктивен всё-таки Ельцин, у которого в правительстве есть хоть какие-то квази-рыночники, пусть и на вторых ролях. Это ощущение окрепло, когда практически все вылетевшие в первом туре кандидаты от некоммунистической оппозиции в той или иной форме высказались за Ельцина. Один из них, Лебедь, даже стал секретарём СБ. Я решил, что теперь власть Ельцина будет ограничена Лебедем, и уже не примет такого разрушительного характера. В общем-то, так оно и оказалось. Похоже, Ельцин в 1996 действительно чему-то научился, и его второй срок выглядел уже приличней, чем первый. Члены правительства стали в целом моложе и образованней, снизилась инфляция, в 1997 наметилась тенденция к экономическому росту. Так что с прагматической точки зрения моё голосование за Ельцина в какой-то мере оправдалось.
Но сегодня я бы так не поступил. Сегодня, если бы у меня был такой выбор, я не пошёл бы голосовать. Ведь голосование, как я думаю, это не просто прагматический выбор - "в какую сторону ты бы хотел подтолкнуть политическую жизнь". Это ещё и принятие ответственности за действия избранного лица. Если я участвую в выборах, я тем самым признаю, что их победитель будет законной властью, что все его полномочия справедливы и правомерны. Я признаю существующее государственное устройство легитимным и лишаю себя права восстать против него. В частности, я лишаю себя права косить от армии и уклоняться от налогообложения, и обязуюсь закладывать властям тех, кто так поступает. Для меня это чересчур: хоть я и не воюю против системы, но и на верность ей присягать не собираюсь. Поэтому голосование десятилетней давности придётся всё же признать ошибкой.